"Что может быть ужаснее деревенских праздников!” Ни в чем с такою
очевидностью не выражаются вся дикость и безобразие народной жизни, как на
деревенских праздниках. Живут люди буднями, умеренно питаются здоровою пищей,
усердно работают, дружелюбно общаются. Так продолжается недели, иногда месяцы,
и вдруг добрая жизнь эта нарушается без всякой видимой причины. В один
определенный день все одновременно перестают работать и с середины дня начинают
есть необычные вкусные кушанья, начинают пить заготовленные пиво и водку. Все
пьют; старые заставляют пить молодых и даже детей. Все поздравляют друг друга,
целуются, обнимаются, кричат, поют песни, то умиляются, то храбрятся, то
обижаются; все говорят, никто не слушает; начинаются крики, ссоры, иногда
драки. К вечеру одни спотыкаются, падают и засыпают где попало, других уводят
те, которые еще в силах, а третьи валяются и корчатся, наполняя воздух
алкогольным зловонием.
На другой день все эти люди просыпаются больными и, понемногу
оправившись, опять до следующего такого дня принимаются за работу.
Что это такое? Отчего это? А это – праздник. Храмовой праздник. В
одном месте – знамение, в другом – введение, в третьем – казанская. Что значит
знамение и казанская, – никто не знает. Знают одно, что престол и надо гулять.
И ждут этого гулянья, и после тяжелой трудовой жизни рады дорваться до него.
Да, это одно из самых резких выражений дикости рабочего народа.
Вино и гулянье составляют для него такой соблазн, пред которым он не может
устоять. Приходит праздник, и почти каждый из них готов одурманивать себя до
потери образа человеческого.
Да, дикий народ. Но вот приходит 12 января, и в газетах
печатается следующее объявление: "Товарищеский обед бывших воспитанников
императорского Московского университета в день его основания, 12 января, имеет
быть в 5 часов дня в ресторане Большой московской гостиницы, с главного
подъезда. Билеты на обед по 6 руб. можно получать (следует перечисление мест,
где можно получать билеты)”.
Но этот обед не один, таких обедов будет еще десятки и в Москве,
и в Петербурге, и в провинции. 12 января есть праздник старейшего русского
университета, праздник русского просвещения. Цвет просвещения празднует свой
праздник.
Казалось бы, что люди, стоящие на двух крайних пределах
просвещения, – дикие мужики и образованнейшие люди России, мужики, празднующие
введение или казанскую, и образованные люди, празднующие праздник именно
просвещения, – должны бы праздновать свои праздники совершенно различно. А
между тем оказывается, что праздник самых просвещенных людей не отличается
ничем, кроме внешней формы, от праздника самых диких людей. Мужики придираются
к знамению или казанской без всякого отношения к значению праздника, чтобы есть
и пить; просвещенные придираются ко дню св. Татьяны, чтобы наесться, напиться
без всякого отношения к св. Татьяне. Мужики едят студень и лапшу, просвещенные –
омары, сыры, потажи, филеи и т. п.; мужики пьют водку и пиво, просвещенные –
напитки разных сортов: и вина, и водки, ликеры, сухие, и крепкие, и слабые, и
горькие и сладкие, и белые и красные, и шампанские. Угощение мужиков обходится
от 20 коп. до 1 руб.; угощение просвещенных обходится от 6 до 20 руб. с
человека. Мужики говорят о своей любви к кумовьям и поют русские песни; просвещенные
говорят о том, что они любят "alma mater” и заплетающимися языками поют
бессмысленные латинские песни. Мужики падают в грязь, а просвещенные – на
бархатные диваны. Мужиков разносят и растаскивают по местам жены и сыновья, а
просвещенных – посмеивающиеся трезвые лакеи.
Нет, в самом деле – это ужасно! Ужасно то, что люди, стоящие по
своему мнению на высшей ступени человеческого образования, не умеют ничем иным
ознаменовать праздник просвещения, как только тем, чтобы в продолжение
нескольких часов сряду есть, пить, курить и кричать всякую бессмыслицу; ужасно
то, что старые люди, руководители молодых людей, содействуют отравлению их
алкоголем, – такому отравлению, которое, подобно отравлению ртутью, никогда не
проходит совершенно и оставляет следы на всю жизнь (сотни и сотни молодых людей
в первый раз мертвецки напивались и навеки испортились и развратились на этом
празднике просвещения, поощряемые своими учителями); но ужаснее всего то, что
люди, делающие все это, до такой степени затуманили себя самомнением, что уже
не могут различать хорошее от дурного, нравственное от безнравственного. Эти
люди так уверили себя в том, что то состояние, в котором они находятся, есть
состояние просвещения и образования и что просвещение и образование дают право
на потворство всем своим слабостям, – так уверили себя в этом, что не могут уже
видеть бревна в своем глазу.
Люди эти, предаваясь тому, что нельзя иначе назвать, как
безобразное пьянство, среди этого безобразия радуются на самих себя и
соболезнуют о непросвещенном народе.
Всякая мать страдает, не говорю уже при виде пьяного сына, но при
одной мысли о такой возможности; всякий хозяин обегает пьяного работника;
всякому неиспорченному человеку стыдно за себя, что он был пьян. Все знают, что
пьянство дурно. Но вот пьянствуют образованные, просвещенные люди, и они вполне
уверены, что тут не только нет ничего стыдного и дурного, но что это очень
мило, и с удовольствием и смехом пересказывают забавные эпизоды своего
прошедшего пьянства. Дошло дело до того, что безобразнейшая оргия, в которой
спаиваются юноши стариками, оргия, ежегодно повторяющаяся во имя образования и
просвещения, никого не оскорбляет и никому не мешает и во время пьянства и
после пьянства радоваться на свои возвышенные чувства и мысли, смело судить и
ценить нравственность других людей и в особенности грубого и невежественного
народа.
Мужик всякий считает себя виноватым, если он пьян, и просит у
всех прощения за свое пьянство. Несмотря на временное падение, в нем живо
сознание хорошего и дурного. В нашем обществе оно начинает утрачиваться.
Ну, хорошо, вы привыкли это делать и не можете отстать; ну, что
же, продолжайте, если уж никак не можете удержаться; но знайте только, что и
12, и 15 и 17 января и февраля и всех месяцев это стыдно и гадко, и, зная это,
предавайтесь своим порочным наклонностям потихоньку, а не так, как вы теперь
делаете, – торжественно, путая и развращая молодежь и так называемую вами же
вашу младшую братию.
...Что сильнее: то ли просвещение, которое распространяется в
народе чтением публичных лекций и музеями, или та дикость, которая
поддерживается и распространяется в народе зрелищами таких празднеств, как
празднество 12 января, празднуемое самыми просвещенными людьми России? Я думаю,
что если бы прекратились все лекции и музеи и вместе с тем прекратились бы
такие празднества и обеды, а кухарки, горничные, извозчики и дворники
передавали бы в разговорах друг другу, что все просвещенные люди, которым они
служат, никогда не празднуют праздников объедением и пьянством, а умеют веселиться
и беседовать без вина, то просвещение ничего не потеряло бы. Пора понять, что
просвещение распространяется не одними туманными и другими картинами, не одним
устным и печатным словами, но заразительным примером всей жизни людей.