Долгое время это имя не знали даже многие из чекистов. Только теперь можно сказать правду об этом человеке.

Человек, о котором пойдет речь, - профессиональный советский разведчик 30-х годов.

Доктор права и медицины, бойкий и вездесущий фотограф-репортер. Полиглот. Оборотливый торговец и процветающий бизнесмен. Незаурядный художник, литератор. Моряк, мусорщик, чернорабочий и нищий, суетливый корабельный кок, степенный могильщик... Он тонул, в ледяной морской воде в двенадцати балльный шторм на траверзе Синопа у Анатолийских берегов, в него стреляли из пистолетов и винтовок, его сбрасывали в пропасть. Татуированные "паханы" Нориллага приставляли к его горлу тонкое жало "пера", алкая поставить на колени. Он задыхался в зловонных трюмах этапного лихтера, коченея и умирал в колючих снегах Крайнего Севера, изнывал от дикой жары безбрежной Сахары. Был дружен с принцами, лордами, князьями, самодовольными боссами германского рейха и тихим королем пигмеев...

Окончив университеты в Праге и Цюрихе, брал уроки живописи и графики у лучших профессоров Парижской и берлинской академий художеств, в совершенстве знал двадцать два иностранных языка, помнил наизусть библию и всё суры священного Корана.

Тридцать лет в закордонной разведке...

Потом - внезапный арест - своими же, на Родине; ярлык "врага народа" и 16 лет тюрем и лагерей.

Имя его - Дмитрий Александрович Быстролетов.

Родился он 17 января 1901 года в Крыму, в местечке Ак-Чора в семье учительницы Клавдии Дмитриевны Быстролетовой, происходившей из древней казачьей семьи. Судьба свела ее во время учебы в Петербурге (на Высших женских курсах) с красивым молодым графом - Александром Николаевичем Толстым, родным братом великого русского писателя.

В Санкт-Петербурге он получил домашнее воспитание, принятое в аристократических семьях. Политика его не интересовала. Увлекся морем. Учился в Петербургском морском кадетском корпусе.

Ровно за год до октябрьского переворота Быстролетов поступил в выпускной класс Анапской мореходной школы на штурманское отделение. Летом плавал, а зимой учился.

Еще будучи юнгой, участвовал в боевых действиях на Черном море. А когда грянули февральские события 1917-го, взял фамилию матери - видимо, юноша опасался быть зачисленным в разряд буржуев и попасть под нещадный пролетарский каток. В 1918 году сразу же по окончании мореходки он едет в Константинополь. Плавал матросом на судах "Рион" и "Константин". А через год оказался безработным. И остался в Турции, ибо в России уже полыхала гражданская война. Чтобы не умереть с голоду, занимался чем придется: штукатурил стены в кабаре Вертинского "Черная роза", разгружал дрова и уголь на причалах, ремонтировал грузовики на английской базе, доставлял с рынка продукты во французский ресторан Дорэ, за пол-лиры в день отбивал ракушки с поставленного в док бразильского или испанского судна...

В конце концов судьба подарила ему встречу с однокашником по мореходке Женей Кавецким. Он-то и пристроил оголодавшего Дмитрия коком на шхуну "Преподобный Сергий", на котором сам был боцманом. Суденышком этим командовал эстонец Кезе.

В глухую пору листопада 1920-го революционно настроенный экипаж арестовал своего капитана и через Черное море пригнал шхуну в бурливший событиями Севастополь. Шхуну тотчас переименовали в "Преподобный Троцкий" и направили в Одессу - экипажу предстояло осуществить переброску за кордон, в Болгарию, двух чекистов. Надо заметить, время для совершения столь важного спецрейса руководством Одесской ЧК было выбрано крайне неудачное - попав в ледяной "плен", хлипкая шхуна едва не затонула. Морякам и "пассажирам" посчастливилось спастись. Быстролетов сильно простыл и заболел крупозным воспалением легких. Вылечился. А дальше вновь пошли его скитания - из Одессы в Севастополь, оттуда в Анапу. Спасаясь от мобилизации в деникинскую армию, он по совету матери бежит через Батум в Константинополь. И тем - вот судьба) - вновь попадает мл ту же шхуну и к тому же капитану, которого он вместе с другими матросами тогда не дал на "распыл" лихим красным латышским стрелкам.

Однажды шхуну в открытом море буквально пропорол американский эсминец, вынырнувший из густого тумана. Многие из экипажа утлого суденышка погибли. Быстролетов спасся только потому, что, уже будучи в ледяной воде и теряя сознание, успел привязаться к обломку мачты.

Американские моряки, стараясь загладить свою вину перед уцелевшими с протараненной шхуны, облагодетельствовали оставшихся в живых: одним помогли с лечением и устройством на работу, других определили на учебу. Евгения Кавецкого они послали в США, в военно-морское училище, Дмитрия Быстролетова, по его желанию, - в колледж для европейцев-христиан, находившийся в Константинополе. В последующем Е. Кавецкий стал американским гражданином, почетным и уважаемым Смитом Адомсом, старпомом на судне "Савойя". Придет час, и Быстролетов привлечет его к сотрудничеству в пользу советской разведки.

Что же до учебы самого Дмитрия Александровича, заметим: колледж он окончил с блеском, и его направили в Пражский университет, который он окончил в 1925 году, получил по выпуску ученое звание "доктор права".

Как он жил все это время? Трудно, очень трудно. Нищенствовал, бедствовал, но учился. По ночам рыл могилы на городском кладбище, за что получал гроши. Неоднократно обращался в консульство РСФСР с просьбой вернуться на Родину. Его внимательно выслушивали и вежливо отказывали - уже тогда на Дмитрия Быстролетова в советских компетентных органах имелись определенные виды.

С начала 1925 года, писал Д. А. Быстролетов в своей автобиографии, "я стал работать под руководством резидента в Праге, выполняя различные нелегальные задания. В апреле моя работа в ОГПУ была оформлена: мне назначили месячный оклад, перевели на оперативное разведывательное направление, а для легализации пристроили в торгпредство. Я занимался сначала экономической разведкой, а затем, усвоив соответствующие приемы и технику, перешел к вербовке агентуры в посольствах, к получению диппереписки, к поиску источников в МИДе и к военно-технической разведке. Кроме того, я нес полную нагрузку по торгпредству и за пять лет прошел путь от регистратора бумаг до заведования информационным отделом".

Весной 1925 года полпредство через подставных лиц устроило ему поездку в Москву на I съезд Пролетарского студенчества в качестве представителя зарубежного студенчества. И вот - встреча с руководителем советской разведки, которую он описал в своей книге.

В небольшом особняке графа Ростопчина "студента" ввели в маленькую комнатку. Слева у стены стояла железная койка с тонким тюфяком, покрытым солдатским одеялом. Положив ноги в дорогих сапогах на спинку кровати, лежал мужчина лет пятидесяти, небрежно одетый в серый "френч" и бриджи. Русые волосы и бородка придавали ему сходство с революционерами-народниками. Он дремал, и его правильные черты лица показались Быстролетову привлекательными. Это был, как выяснилось позже, начальник контрразведки ОГПУ СССР Артур Христофорович Артузов. Подле него, оседлав стул, сидел сухощавый человек лет сорока с большими черными раскосыми глазами - его помощник Михаил Горб.

Быстролетову предложили сесть на свободный стул. Ему шел тогда 25-й-год, он был недурен собой и одет в лучший европейский костюм, что особенно бросалось в глаза на фоне толстовок и тапочек московских студентов. Видимо, внешность и заграничные одежды "студента" не понравились Горбу - он, мельком взглянув на юношу, отвернулся. Артузов, напротив, с видимым интересом принялся рассматривать парня и его шикарный костюм, ничуть не скрывая доброжелательной улыбки. Затем, устало прикрыв глаза, проговорил: - Ну-с, расскажите о себе то, что вы сами считаете главным.

Быстролетов рассказал чекистам о своем происхождении от графа Толстого, об учебе, о мытарствах в эмиграции и, стушевавшись, надолго умолк.

- Это все? - по-прежнему лежа на койке, спросил Артузов, не раскрывая глаз.

- Да, все.

Горб еще больше нахмурился, помрачнел, закуривая очередную папиросу. Потом стал засыпать Быстролетова вопросами об адресах и фамилиях людей, могущих подтвердить "сей незамысловатый рассказ".

Артузов остановил своего ретивого помощника:

- Ладно, Миша, погодь, не торопись с выводами. Все проверим, все в наших руках. Ты скажи-ка, товарищ,- обратился он к Дмитрию Александровичу, - какие труды Ленина читал и как их понимаешь, в чем смысл нэпа и какова, по-твоему, задача борьбы с контрреволюцией, осевшей в Чехословакии?

Быстролетов кратко, как мог, ответил на вопросы.

После минутного молчания Артузов вдруг мягко улыбнулся, поднял кверху руку и пошевелил пальцами:

- Надо использовать выгодную наружность Быстролетова, - сказал он Горбу,- знание им языков, общий культурный уровень... Он может нравиться людям на верху общества... Это дается от рождения и встречается ныне нечасто... А вы, молодой человек,- обратился к студенту, - возвращайтесь и принимайтесь за работу. Но прежде всего станьте образованным марксистом. Ни приятное лицо, ни хорошо сшитый костюм не сделают из вас хорошего борца. Нужно понять цель борьбы, историческую справедливость ее. Поняли меня?..

Быстролетов вернулся в Чехословакию. В 1930 году к нему явился резидент советской разведки в Праге Гольст и предложил... последовать за ним в Берлин, причем не для работы "под крышей", а на положение нелегала.

- Подпольщик начинается с фальшивого паспорта, - сказал ему тогда Гольст, протягивая вместе с коркой лачку долларов. - В вольном городе Данциге консульский корпус имеет права дипломатов, и в настоящее время дуайеном там является генеральный, консул Греции, жулик, член международной банды торговцев наркотиками. Зовут его Генри Габерт, он еврей из Одессы.

Быстролетову требовалось "выбить" у него настоящий паспорт. Эту операцию он выполнил словно опытный актер.

В одном из советских посольств работал поверенный в делах некий Беседовский. Однажды, прихватив с собой совершенно секретные документы и полученные из Москвы деньги и ценные бумаги, он бежал в объятия французской разведки. Выдал как на духу имена, явки, пароли, шифры - завалил всю агентурную сеть. Потом об этом написал толстенную книгу.

Сталин внимательно следил за такого рода литературой. Он прочитал книгу Беседовского от корки до корки и написал на ее титульном листе синим карандашом единственное повелительное слово.

Быстролетова срочно вызвали на конспиративное свидание в отель "Викинг" в Осло и приказали срочно явиться в Москву. Как австрийский инженер-текстильщик он немедля отправился в долгий зигзагообразный путь, много петлял, пока наконец не оказался на Лубянке и не получил в руки злополучную книгу со сталинской резолюцией: "Восстановить!"

- Понимаете? Агентурную сеть приказано восстановить во что бы то ни стало.

Он восстановил ее.

Профессионалы знают, чего это стоит разведчику.

Была и другая работа, в которой Быстролетов блестяще проявил себя как разведчик. Он наладил регулярное снабжение Центра шифрами и кодами трех европейских государств. А когда английская контрразведка, забив тревогу, всерьез занялась поиском активно действующих агентов, Москва приказала всем работающим по этой линии, кроме Быстролетова, незамедлительно выехать на континент. Быстролетов же добился разрешения остаться, чтобы напоследок вытянуть из агента шифры и на будущий год. Это ему удалось.

Впоследствии начальник британской разведки и контрразведки сэр Р. Вэнситтарт, которому с превеликим трудом удалось замять назревавший скандал, связанный с разоблачением агента в святая святых - недрах Форин-офиса, сказал: "Какое счастье, что такие позорные истории в Англии случаются раз в сто лет". Но ас в устройстве оперативных ловушек и хитроумных комбинаций ошибался. Быстролетов продолжал работу. Одним из новых его соратников по разведке стал Адриан Филдинг, ныне известный всему миру как легендарный Ким Филби, автор нашумевшей в стране и за рубежом книги "Моя тайная война".

В своих "записках разведчика" - рукописи чудом сохранились до сегодняшних дней - Быстролетов так описал один из эпизодов загранработы:

"...Останавливаемся. Хочется курить. Сигареты в левом кармане. Достаю. Спички - в правом. Чтобы взять их, надо освободить руку от браунинга... Зажигаю спичку, отвернувшись от ветра. И в этот момент инстинктивно чувствую быстрый шаг спутницы. Резкий толчок в спину - и я лечу меж скал в пропасть.

Ощущения падения не было, лишь боль. Перевернулся, снова ударился поясницей.

На мгновение как будто прилип к скале и, широко раскинув руки и ноги, застыл над пропастью. Думаю, что более ужасного момента в моей жизни не было и не будет - короткие секунды душевной пустоты и страдание каждого нерва. Потом тело поползло вниз... Медленно, быстрее, стремительно, как камень.

Каблуками тяжелых спортивных ботинок я старался упереться в какой-нибудь выступ, цеплялся руками. Кожаная куртка, рубаха и белье сползли со спины, хомутом скрутились на шее.

Предсмертная тоска обожгла мозг.

Но прошла секунда, другая... Я осторожно освободил лицо. На очень крутом, почти отвесном склоне я повис, зацепившись скрутившейся одеждой за пенек сосенки, росшей когда-то из трещины.

Увидев под болтающимися ногами черный зев пропасти, закрыл глаза, парализованный страхом и отчаянием. Потом властно вступила в права животная воля к жизни.

Очень осторожно, чтоб не сорваться с пенька, огляделся. Трещина расползалась в стороны, как паутина. Подтянул ногу, засунул каблук во впадину. Вторую ногу... Ослабил давление на пенек. Одной рукой нащупал выступ, впился пальцами... Сдул с ресниц капли горячего поте и. перевернулся на живот. Подбородок тоже невольно нашел выступ "Жить, жить!" - билось в сознании".

Еще, будучи в Праге, Дмитрий Александрович познакомился с красавицей чешкой Иолантой. Вскоре они поженились. Разумеется, и она была привлечена к разведработе. И вот - срочное задание Центра: во что бы то ни стало проникнуть к секретам итальянского генштаба.

Потребовалось бы несколько десятков страниц, чтобы сжато описать эту разведоперацию, проведенную Быстролетовым. Заметим, однако, что проникновение к секретам итальянского генерального штаба дорого стоило Иоланте: ее здоровье серьезно пошатнулось. Ей разрешили выехать на отдых в Москву. Забегая вперед, скажем: судьба этой мужественной женщины трагична. В январе 42-го неблагонадежных жен репрессированных чекистов на открытых платформах повезли в Куйбышев, многие замерзли в дороге. Уцелевших бросили в не отапливаемый барак. У Иоланты все это время не прекращалось горловое кровотечение. И она, чтобы не быть обузой подругам, морозной ночью выползла за уборную и кухонным ножом перерезала себе горло.

В архивах КГБ имеется документ, говорящий о Быстролетове как о разведчике-нелегале намного лучше всяких комментариев.

"...1942/3, 17 ноября 1932 г., г. Москва.

За успешное проведение ряда разработок крупного оперативного значения и проявленную при этом исключительную настойчивость - награждаю:

Быстролетова Д. А. - сотрудника ИНО ОГПУ - боевым оружием с надписью: "За беспощадную борьбу с к.-р. (контрреволюцией) от ОГПУ".

Зампред ОГПУ - Балицкий".

Находясь за границей уже более десятка лет, он страстно мечтал о Родине. Хотелось повидаться с матерью, отдохнуть, просто побродить по березовым российским рощам, заливным лугам.

Наконец ему разрешили вернуться в Москву. В белокаменной им с Иолантой тут же дали отменную квартиру. После короткого отдыха супружеская чета готовилась к новому заданию.

На сей раз Быстролетову предстояло под видом голландца выехать с женой в Нидерландскую Индию, купить там плантацию и вступить в голландскую профашистскую партию, затем перебраться на жительство в Южную Америку и стать там активным членом местной нацистской партии, чтобы уж потом явиться в Европу фанатичным последователем идей великого фюрера. В Берлине ему передавался на конспиративную связь весьма важный агент, работавший на советскую разведку в самой ставке Гитлера.

Легенду эту в присутствии Быстролетова докладывал Ежову начальник ИНО А. А. Слуцкий. Нарком внимательно выслушал, затем, удовлетворенно кивнув, синим карандашом - на сталинский манер - на первой странице доклада нанес размашистую резолюцию: "Утверждаю, Ежов". Потом повернулся к разведчику и проникновенно произнес: "Мы даем вам, Дмитрий Александрович, лучший загранисточник на случай войны с Германией. Цените и берегите его. Вам присваивается воинское звание старшего лейтенанта госбезопасности (это по тем временам приравнивалось к чину подполковника Красной Армии.- И. М., В. Г.). Подавайте заявление о приеме в партию: оно будет принято. О матери не думайте - мы здесь во всем ей поможем. Спокойно поезжайте за границу, работайте и помните: Сталин и Родина вас никогда не забудут. Ни пуха вам, ни пера!" - обнял, трижды поцеловал.

Однако за границу они не поехали. Накатилась новая волна арестов и репрессий. "Скоропостижно скончался" начальник ИНО Слуцкий, забрали в "воронок" полковника Гурского, начальника отделения, к которому Быстролетов был приписан. Арестовали двух других начальников Дмитрия Александровича - генералов Базарова и Малли. Схватили вызванных из-за рубежа подпольщиков. Пришла очередь и Быстролетова.

Его арестовали ранним утром, 18 ноября 1938 года. Доставили на Лубянку. Молодой следователь, почти по-детски улыбаясь, спросил:

- Чем желаете писать свои показания в шпионаже и терроризме - чернилами или же собственной кровью? - ив ожидании ответа склонил голову. Затем, наморщив лоб, вяло пояснил новичку: - Если чернилами, то завтра днем проситесь к следователю. Если же вам нравится писать кровью, то ровно в полночь вас доставят в Лефортовку. Понятно? - Быстролетов промолчал.

Его доставили в Лефортовскую тюрьму ровно в полночь, как и обещал следователь. В чем обвиняли? Заговорщик; шпион, диверсант, матерый террорист... Позже выяснится: Котя Юрьевич, лучший товарищ по Пражскому университету, дал на "конвейере" показания на него - "подтвердил", что-де Быстролетов действительно завербовал его в свою террористическую организацию.

Быстролетова поначалу пытали легко - топтали пальцы ног, били кулаками в лицо, выворачивали руки... Потом - несколько жестче; - выбивали зубы, проломили череп, сломали ребра, втаптывая их так, чтобы они распороли легкие, били в живот... А затем, видя его упорство, палачи перешли к "инструментальной обработке", они умели это делать.

"Смерь" - не выход, она - конец борьбы. Сопротивление может быть и гибким, не только таким, как теперь - лоб в лоб. Хорошо смеется тот, кто смеется последним".

Быстролетов стал помогать следователю сочинять "липовое". Оно сохранилось в грозных архивах ведомства.

"Совершенно секретно. Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР Фриновскому. 3 отделом УГБ УНКВД МО вскрыта и ликвидируется шпионско-террористическая организация, созданная чешскими разведывательными органами из эмигрантской молодежи, объединившейся в союз студентов - граждан РСФСР в городах Прага и Брно... Одним из инициаторов создания этого "Союза" является Д. А. Быстролетов, который, по показаниям ряда арестованных, является агентом чешских разведывательных органов... Комиссар госбезопасности 1-го ранга Реденс, капитан госбезопасности Сорокин".

Избитый до неузнаваемости Быстролетов однажды на допросе сказал своему мучителю:

- Лефортовская тюрьма пустеет. По хлюпанью форточек во время раздачи обеда видно - в большинстве камер никого уже нет. Так вот, когда будет закончено последнее фальшивое дело последнего заключенного, тогда возьмутся за фальсификаторов: объявят о головокружении от успехов и шлепнут всех до одного. Я лично слышал, как Ежов говорил на своем секретном выступлении перед работниками ГУГБ, что партия поставила чекистов на такой высокий пьедестал, что при ошибке и падении с него чекисты могут разбиваться только насмерть. Вас всех ждет расстрел!

- Вот тебя, вражину, мы и шлепнем!..

Но Быстролетова, как это ни странно, не "шлепнули". Ему присудили 20 лет заключения и пять лет ссылки. И сразу этапировали в Сибирь.

Первая ночь в концлагере была для него бессонной. Он стоял на осклизлом пороге одного из бараков, глядел на ржавую "колючку", на огромный замок, висевший на воротах, на нахохлившегося в будке вышки часового, ловил опухшими губами хлопья пушистого снега, и невеселые думы роились в голове: "Вот пост, на котором тебе, товарищ Быстролетов, суждено стоять четверть века. Тринадцать лет твоя жизнь была восхождением, порывом к подвигу. Ну и что же? Разве ты изменился теперь? Нет. Изменились только условия: ты не в Берлине, на твоих плечах не щегольской вечерний костюм, и грудь не топорщится от кошелька, туго набитого деньгами. Но разве подвиг возможен только в тех условиях? Разве нагроможденье трудностей не увеличивает смысл и ценность нового подвига? Не открывает возможность шагнуть в бесконечное через борьбу, прежде всего с самим собой? Здесь строятся завод и город, и в них навеки останется частица твоего труда, останешься ты сам, то лучшее, что есть в тебе. Но только при одном непременном условии: если сумеешь преодолеть в себе раба и выйдешь на каторжную работу добровольно. И тогда смерть отступит, обойдет. Надо жить..."

Он мог бежать. Был подходящий случай для этого: сопровождавший его в соседнюю "зону" охранник утонул в болоте. С мешком продуктов за спиной арестованный Быстролетов все же вернулся в лагерь. И удивленное начальство никак не могло понять: как это так - зэк отказался от побега? Не способно было уразуметь: разведчику нужна была не физическая свобода, но духовная.

Весной 41-го "в зону" к Быстролетову приехала Иоланта. Чтобы проститься. Ее уже сжигал открывшийся туберкулез. Им разрешили свидание. Крепко обнявшись, они говорили, говорили. Прощались. Конвоиру надоело ждать, и он дернул женщину за худенькие плечи. Иоланта упала, из горла хлынула кровь. Муж-арестант с кулаками набросился на обидчика, за что и получил пятнадцать суток карцера. От суда и нового, более жестокого приговора спасла воина.

Дмитрий Александрович мог обрести желанную свободу и еще один раз - ровно через десять лет после своего ареста.

Его вдруг срочно вызвали в Москву. Побрили, одели, подрумянили, доставили в высокий кабинет на Лубянку. Предложили амнистию и разведзадание за границей.

Штурм Ризе. Акварель. 1918 т.

Согласиться быть амнистированным значило бы признать за собой вину в совершении преступления. Поэтому Быстролетов категорически отказался оплатить свою свободу такой ценой. Он не захотел быть процветающим рабом.

Но и в этот раз его не уничтожили. Вновь попытались сломить морально, вконец подавить дух, волю, бросив на три года в "каменный ящик" - помещение по размерам чуть больше телефонной будки, без окон и с глухой железной дверью. Он стал слепнуть, напрочь лишился чувства времени и пространства. Когда через означенный срок к нему, тощему и обросшему густой щетиной, вошли сотрудники, Быстролетов никак не мог встать - не знал, где верх, где пол, а где стены.

Из сырой одиночки его бросили... в камеру, где содержались изменники, каратели, бывшие гестаповцы и эссесовцы, легионеры и бандеровцы. Они всячески издевались НАД дохдягой - заключенным. Один откормленный гауптман, еженедельно приучавший из Германии посылки с ветчиной и окороками, самодовольно изрек прямо в бескровное лицо Быстролетову: "Странно, гер доктор, не правда ли: я - в плену у вас, а вы - в плену у нас". И расхохотался, стряхивая на голову непокорного русского доктора пепел дорогих сигар.

В феврале 1954 года Быстролетов в телогрейке (с вырванным на груди номером) и со справкой в кармане вернулся после шестнадцати лет заключения в Москву. В справке говорилось, что обладатель оной действительно шпион и террорист, заговорщик, освобожден из лагеря досрочно как неизлечимо больной.

Он возвратился фактически в никуда - ни семьи, ни друзей, ни имущества, ни угла, ни денег, ни доброго имени. Как жить инвалиду 1-й группы?

Помогла Анна Михайловна Иванова, с которой встретился в лагере, где она отбывала свой первый срок. Она стала женой Быстролетова и настаивала, чтобы после освобождения он ехал именно в Москву, к ее дочери.

Он, собственно, так и поступил. Но в столице прописки не давали, и, как только вернулась из лагеря Анна Михайловна, они сразу же укатили под Рязань. Через год - в Александров, потому что и там соседи и власти предержащие не желали жить обок со "шпионом-заговорщиком" и "воровкой-террористкой".

Зимой 56-го оба они получили справки о своей полной реабилитации - "...дело пересмотрено, приговор отменен за отсутствием состава преступления",- паспорта. Появилась реальная возможность перебраться на жительство в Москву.

В столице им предоставили маленькую комнатку в доме на Ломоносовском проспекте, близ станции метро "Университет", в коммунальной квартире. Быстролетову, как бывшему офицеру НКВД, назначили "пенсион".

Отдельную благоустроенную квартиру он получил уже при Ю. В. Андропове, когда тот возглавил Комитет госбезопасности.

Истаивали бурные 50-е годы. Дмитрий Александрович работал в медицинском реферативном журнале редактором - проверял правильность и точность переводов с двадцати языков по всем разделам медицины, со всей ее заумной терминологией. И писал воспоминания. Им он отдавал основное время и силы. Свои записки он назвал "Пиром Бессмертных". Первые строчки этого произведения появились на бумаге еще в 1939 году в Нориллаге. Он работал, рискуя жизнью, пряча написанные йодом страницы как самую драгоценную реликвию.

"Пир Бессмертных" - итог почти десятилетней изнурительной писательской работы. Более четырех тысяч страниц машинописного текста.

"Без всякой надежды быть услышанным при жизни я твердо верю, в наше будущее и работаю ради него и для него. Тринадцать лет самоотверженной борьбы и труда в нашей разведке и почти восемнадцать лет тяжелейших моральных и физических испытаний в заключении закалили меня настолько, что и на исходе жизни я не могу уклониться от выполнения общественной задачи и остаюсь патриотом до конца. Будь что будет - я пишу в собственный чемодан, но с глубокой верой в то, что когда-нибудь чьи-то руки возьмут эти страницы и используют их по прямому назначению - для общего блага, для восстановления истины..." Увы, пока "Пир Бессмертных" не взяли, не использовали. Выходит, все еще страшатся рассказанной чекистом Правды? Он оставил потомкам повесть "Парабеллум", рукопись книги "В старой Африке", киносценарий "Человек в штатском", множество секретных работ по разведке, в том числе и учебник "Легализация", по которому еще и сегодня обучаются молодые сотрудники госбезопасности.

Иван МАЛЫХА,

Валентина ГОЛАНД

Молодая Гвардия 1991-10