Если бы ко «дню рыбака», «дню защиты детей» и «дню энергетика»
добавили бы еще «день размышлений о Великой России», то трудно было бы найти
для него более подходящую дату, чем семнадцатое июля. Во-первых, в этот день
был убит наш последний император Николай Второй и есть повод вспомнить не
только о нем, но и обо всей династии Романовых, которая на нем кончилась.
Во-вторых, это - день поминовения благоверного великого князя Андрея
Боголюбского, убитого в 1174 году, который сделал стольным градом Владимир на
Клязьме и тем самым заложил основу Московской Руси, сменившей Киевскую Русь.
Развиваясь в покрытом густыми лесами междуречье Оки и Волги, эта новая Русь со
временем вобрала в себя Псков и Новгород, сбросила татаро-монгольсное иго и
разрослась в могучее царство, а затем и в империю, простершуюся «от финских
хладных скал до пламенной Колхиды» и от Карпат до Тихого океана. Начало и конец
российского монархического жизнеустроения отмечены одной и той же календарной
датой, и тут, конечно, есть о чем поразмыслить. Семнадцатое июля напоминает нам
о нашем героическом прошлом, о беспримерных трудах и подвигах наших предков,
создавших величайшую державу мировой истории, и о тех, кто организовывал
народные труды и подвиги, направляя их к одной цели, - Рюриковичах и их
преемниках Романовых. Перед нашим взором проходят гигантские, промыслительные
фигуры. Александр Невский, отважный и умелый воин и тонкий дипломат, гениально
угадавший главную опасность для Руси и, умиротворяя «ханов», насмерть стоявший
против католической экспансии с Запада. Иван Калита, продолживший политику
союзнических отношений с Ордой ради беспрепятственного собирания русских земель
вокруг Москвы. Димитрий Донской, показавший степнякам, какой грозной силой
становится объединяющаяся Русь. Иван Третий, прекративший вьплачивать дань Орде
и ставший «самодержцем», т. е. независимым от чужеземцев правителем. Иван
Четвертый, утвердивший на Руси библейскую идею Божиего помазанничества как
высшую форму легитимизации верховной власти и первым принявший официальный
титул царя. Это все - потомки Рюрика, а что сказать о потомках Михаила
Федоровича, чье восшествие на престол прекратило Смуту? Все подряд они были
великими тружениками на троне, неусыпно заботившимися о славе России. Алексей
Михайлович и его сын Петр Первый сделали Россию самой сильной страной Европы, а
Екатерина Вторая - еще и самой богатой. А последние шесть Романовых! Павел разработал
положение о престолонаследии, исключившее порочную практику дворцовых
переворотов, и сделал первые шаги к облегчению участи крестьян. Александр
Первый вел изнурительную борьбу на два фронта - против не желавшего лишиться
своей власти дворянства и против Наполеона, и благодаря своему уникальному
терпению и умению предвидеть события на годы вперед, выиграл партии на обеих
шахматных досках. Николай Первый, получив из рук старшего брата уже вполне
правовое государство, значительно его укрепил, а Александр Второй, идя по пути
своих предшественников, довел их замысел до конца: отменил крепостничество и
осуществил судебную реформу, сделавшую систему наказаний в России более
совершенной, чем в тогдашней Западной Европе. Александр III создал благоприятные условия для
развития национального предпринимательства, и в его правление Россия вышла на
первое место в мире по приросту производства, которое удерживала вплоть до
начала первой мировой войны.
Ну, а о Николае Втором надо говорить отдельно. Нет никакого сомнения
в том, что он строго и последовательно проводил в жизнь внешнюю и внутреннюю
политику отца, деда и прадеда, неся дальше полученную от них эстафету. Это
подтверждается историческими фактами. При нем было завершено строительство
Транссибирской железнодорожной магистрали, что позволило вовлечь в
хозяйственный оборот неисчислимые богатства Сибири; российский рубль утвердился
на незыблемом основании золотого эквивалента; началось особенно бурное развитие
деловой жизни страны и стало резко возрастать ее благосостояние; Столыпин начал
осуществлять свои земельные реформы, имевшие целью завершить начатое
Александром Вторым создание сильного крестьянского класса как фундамента
государства. И тут император напоролся на то же самое, на что напоролся его
дед. Российское «общество», т. е. активная и претенциозная часть населения,
начало ставить ему палки в колеса и негодовать по поводу всех его начинаний.
Причиной этого было то, что не оно, «общество», а царь ведет страну по пути
прогресса. То же самое было и в семидесятых годах девятнадцатого века:
народовольцы возненавидели Александра Второго именно за то, что он посмел без
их ведома сделать то, о чем они истерически кричали как о своей цели, -
освободить крестьян. Этого они не могли ему простить и, совершив шесть
покушений, в конце концов убили его бомбой. Но тогда таких ревнивцев, желавших
быть монополистами на делание добра, было мало, а в начале двадцатого столетия
их ряды дополнились потеснившими дворян «разночинцами», которых насчитывались
уже сотни тысяч. Эта «революционная интеллигенция» страстно хотела сделать
Россию «свободной», но поскольку ее уже сделал таковой император Николай
Александрович, она стала кричать о «проклятом царизме».
В связи с тем, что оппозиция царскому правительству количественно
сильно возросла, ситуация приобрела новое качество: свержение монархии стало
практически осуществимым. Это почувствовали исконные враги России и начали
финансировать революционеров. Возник альянс между внутренней антигосударственной
силой, состоящей из легкомысленных и честолюбивых безумцев, и внешней силой,
состоящей из очень умных и расчетливых людей. Эта двойная злая сила пересилила
добрую силу нашего монарха, и он был уничтожен. Уинстон Черчилль, хорошо
знавший подоплеку событий, писал об этом так:
«Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, от начала
облегченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех его любящих предают
страданиям и смерти. Его усилия преуменьшают, Его действия осуждают, Его память
порочат... Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях
талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властных -
недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых
вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках,
она пала на землю, как древле Ирод, пожираемый червями».
Ненавистники России как последней державы Божиего помазанника
хорошо рассчитали свой удар. И цель их была достигнута. После злодейского
убийства Государя все сорвалось у нас с оси, жизнь человека стала стоить
дешевле пули, ее прерывающей, и наступила эпоха массового террора и репрессий.
Ненавистников за это корить нечего - это была их работа, которую они выполнили
на пятерку.
Вглядываясь в историю, надо применять увиденное к себе. Уже лет
десять мы соревнуемся в том, кто ярче обличит начавшиеся с «перестройкой»
безобразия, весь этот свалившийся на наши головы «беспредел». Обличение зла,
конечно, необходимо, но в наших многолетних сетованиях все сильнее начало ощущаться
нечто такое, что вызывает недоумение: каждый сетующий обвиняет кого угодно,
только не себя, неизменно выступая в облике борца за народное дело. Как же так
-борцов миллионы, а дело не двигается? Недавно критики сами заметили это и
стали говорить о необходимости всеобщего покаяния, особенно покаяния за
цареубийство, в коем достигла кульминации черная неблагодарность к династии
Романовых, не щадившей своего живота ради процветания России. И что же мы можем
сказать о нашем покаянии сегодня?
Единственным актом, который подпадает под эту категорию, является
причисление Царя, его супруги и их пятерых детей к лику святых страстотерпцев
Русской Православной Церковью на архиерейском Соборе 2000 года. То, что этому
возрадовались небеса, очевидно: с этого момента началось обильное мироточение и
обновление царских икон. Но взрыва радости на земле не наблюдается.
Царь-мученик так и не стал всенародно признанным святым, какими стали в свое
время страстотерпцы Борис и Глеб и каким он должен был бы стать, если бы наше раскаяние
было искренним. Молебны царю в храмах практически не заказываются, хотя теперь
для этого есть законные основания, и ни один священник не может отказаться
отслужить такой молебен. Может быть, мы еще не дозрели до осознания причин
нашей национальной трагедии? Если так, то вряд ли в ближайшее время что-либо
кардинально у нас изменится.
