На Архиерейском Соборе РПЦ 2000 года архиепископ и хирург Лука Войно-Ясенецкий, лауреат Сталинской премии, был причислен к лику святых.

В послевоенные годы было заведено ваять скульптурные бюсты лауреатов Сталинской премии и выставлять их на всеобщее обозрение. Одна из этих скульптур вызывала всеобщее недоумение: почему у лауреата длинные волосы и иконка на груди? Экскурсоводы объясняли, что это панагия, знак епископского сана.

Профессора медицинского факультета Киевского университета недоумевали: самый талантливый из выпускников 1903 года, подававший огромные надежды студент Валентин Войно-Ясенецкий решил податься в земские врачи. Это означало погубить свою карьеру на корню. Но Валентин был непреклонен. Это было его мечтой с первого курса -посвятить жизнь простому народу.

Однако поехать в деревню сразу по окончании университета не удалось: помешала русско-японская война. Начинающий врач попал в читинский госпиталь Красного Креста, где ему было поручено заведовать хирургическим отделением. Там же к Валентину пришла и первая любовь.

По окончании войны Войно-Ясенецкий стал земским врачом. Вместе со своей женой Анной он переехал вначале в Симбирскую, а затем в Курскую губернию, в село Верхний Любаж. Скоро о докторе из Любажа узнали в других уездах и губерниях. «Вспоминаю курьезный случай, когда молодой нищий, слепой с раннего детства, прозрел после операции, -писал Войно-Ясенецкий. -Месяца через два он собрал множество слепых со всей округи, и все они длинной вереницей пришли ко мне, ведя друг друга за палки и чая исцеления».

Между 1907 и 1923 годами у Войно-Ясенецких родилось четыре ребенка: три мальчика и девочка. За эти годы Валентин Феликсович опубликовал половину из своих 42 научных работ. В 1916 году Войно-Ясенецкий защитил в Москве докторскую диссертацию о региональной анестезии, за которую получил премию от Варшавского университета. Работая в Переславле, Войно-Ясенецкий задумал изложить свой хирургический опыт в книге «Очерки гнойной хирургии». Позже в своих воспоминаниях он напишет: «Я составил план этой книги и написал предисловие к ней. И тогда, к моему удивлению, у меня появилась крайне странная неотвязная мысль: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа». Через несколько лет эта мысль станет реальностью, хотя в те годы он и не мыслил быть священнослужителем. «Неведомые нам пути жизни известны Всеведущему Богу уже когда мы во чреве матери», - писал Войно-Ясенецкий.

В начале 1917 года к ним в Переславль приехала старшая сестра Анны, только что похоронившая в Крыму свою молоденькую дочь, умершую от скоротечной чахотки. На беду она привезла с собой ватное одеяло, которым укрывалась ее больная дочь. Войно-Ясенецкий сказал своей жене, что в одеяле к ним привезена смерть. После отъезда сестры у Анны обнаружились явные признаки туберкулеза легких...

«Настала последняя страшная ночь, - писал хирург в своем дневнике. -Чтобы облегчить страдания умирающей, я впрыснул ей шприц морфия, и она заметно успокоилась... Вдруг Аня быстро поднялась и села, довольно громко сказала: «Позови детей». Всех их она перекрестила, но не целовала, вероятно, боясь заразить. Простившись с детьми, она легла, спокойно лежала с закрытыми глазами, и дыхание ее становилось все реже и реже... Настал и последний вздох».

Вскоре после смерти жены Войно-Ясенецкий был рукоположен в священники. Это произошло в Ташкенте и произвело самую настоящую сенсацию. Ведь Войно-Ясенецкий являлся не только главврачом городской больницы, но и председателем Союза врачей, а также профессором, заведующим кафедрой оперативной хирургии медицинского факультета университета. Свое священническое служение ему отныне приходилось совмещать с операциями в больнице и чтением лекций в университете, которые он проводил в рясе и с крестом на груди. В то время этот поступок многие воспринимали как сумасшествие: новые власти начали громить церкви, а священники подвергались репрессиям.

Известного профессора долго не трогали, потому что он был необычайно популярен в народе. Операции, которые он проводил, получались отменные: слепые прозревали, обреченные поднимались на ноги. Но после того, как в мае 1923 года он был возведен в сан епископа с именем Лука, терпение новых властей лопнуло. Его увезли в «черном воронке» в ГПУ. Так было положено начало одиннадцати годам его тюрем и ссылок, во время которых епископу пришлось испытать такие физические и моральные страдания, которых хватило бы и на десятерых в те страшные годы.

Писатель Юрий Герман так описывает вызволение епископа-профессора из неволи: «В начале Великой Отечественной войны Сталин вызвал к себе академика Бурденко, главного хирурга Красной армии.

- Что вам нужно для нормальной работы? Чем партия и правительство могут помочь фронтовым медикам? - спросил Сталин.

- Нам нужен профессор Войно-Ясенецкий, - ответил Бурденко. - Это замечательный хирург и ученый.

- А где он?

- В ссылке.

- Дадим вам вашего Войно-Ясенецкого, - ответил Сталин. И вскоре после того Валентин Феликсович был освобожден из ссылки в деревне Большая Мурта где-то на Енисее. Сталин сам распорядился, чтобы ему было присвоено звание генерал-лейтенанта и направили его командовать всеми госпиталями Сибири».

В Большую Мурту за профессором прилетел главный хирург Красноярского края и перевез его в Красноярск. Помимо курирования эвакогоспиталей всего края, в которые свозили раненных на передовой, епископ Лука был главным хирургом красноярского госпиталя 15-15, где успешно продолжил свою операционную практику.

Солдаты и офицеры его очень любили, многих он буквально вытаскивал с того света. В Красноярске он совмещал лечение раненых с архиерейским служением в Красноярской епархии (к тому времени он был уже возведен в сан архиепископа).

В 1943 году Патриархия перевела его епархиальным архиереем в Тамбов, где он одновременно работал в госпиталях.

Еще не будучи священником, Войно-Ясенецкий повесил в операционной икону. Перед операцией крестился. На это смотрели сквозь пальцы. Но одна из очередных комиссий приказала убрать икону, сказав, что операционная - учреждение государственное, а у нас Церковь отделена от государства. Тогда Войно-Ясенецкий «забастовал»: ушел из больницы, заявил, что не выйдет на работу, пока не повесят икону обратно. Ему пообещали, что икона будет на месте.

Перед иконой теперь всегда теплилась лампада. Прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий не только крестился, но и творил короткую молитву. Потом он трижды осенял крестным знамением операционное поле, прежде чем взяться за нож хирурга. «Верующие никогда не отрицают материальных фактов, но считают, что ими руководит высшее начало - всемогущий Бог... Вот почему тело бессмертно», - говорит Валентин Феликсович.

В конце войны архиепископ Лука написал книгу «О поздних резекциях при инфицированных ранениях больших суставов». За нее, а также за свой фундаментальный труд «Очерки гнойной хирургии» он в 1946 году и получил Сталинскую премию. Почти всю премию владыка пожертвовал в помощь сиротам - жертвам войны, малую часть раздал своим собственным детям. В мае того же года он был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского. Студенческая молодежь отправилась встречать его на вокзал с цветами. «Как ни плакала моя тамбовская паства, как ни просила Патриархию оставить меня, я должен был поехать в Симферополь. Это было несомненно по воле Божией, ибо здесь я очень нужен. Мне приходится устраивать разоренную епархию».

Крымская епархия в то время действительно была одной из самых нищих. Сам Владыка жил, едва сводя концы с концами, в квартире на втором этаже старого дома. Немудреный обед на архиерейской кухне готовился на 15-20 человек: вместе с Владыкой по его указанию кормили самых обездоленных. Одевался архиепископ более чем скромно, всегда ходил в рясах с прорванными локтями. «Латай, латай, Вера, бедных много», -говаривал он своей племяннице. По его просьбе секретарь вел списки самых нуждающихся в городе семей, которым ежемесячно пересылал почтовые денежные переводы. А о себе Владыка не думал. Вот строчки из переписки его близких: «К сожалению, папа опять одет очень плохо: парусиновая старая ряса и очень старый, из дешевой материи, подрясник. И то, и другое пришлось стирать для поездки к Патриарху. Здесь все высшее духовенство прекрасно одето: дорогие красивые рясы и подрясники прекрасно сшиты, а папа - такой замечательный - хуже всех, просто обидно...»

В те годы Владыка все реже и реже занимается врачебной деятельностью. Принимает больных большей частью на дому. Со всего Крыма хлынул поток людей на второй этаж архиерейского дома, а по городу пошли о нем легенды, как о чудотворце. К сожалению, вскоре состояние здоровья уже не позволило Владыке продолжать лечить людей. В начале 1955 года архиепископ полностью ослеп. Удивительно, но слепота никак не отразилась на его пастырской деятельности. Он служит Божественную литургию как зрячий и продолжает управлять епархией в условиях усилившихся гонений на Церковь - вплоть до своей кончины 11 июня 1961 года.

Похороны всеобщего любимца Владыки Луки переросли в самую настоящую демонстрацию - то, чего так боялись и старались не допустить партийные власти. Анна Дмитриевна Стадник, регент хора Свято-Троицкого кафедрального собора г. Симферополя, вспоминает: «Это было такое шествие! Людей было везде полно, улицы забиты, прекратилось абсолютно все движение. По этой улице можно пройти за двадцать минут, но мы шли три с половиной часа, и на деревьях люди были, и на балконах, и на крышах домов. Это было что-то такое, чего никогда в Симферополе не было и, вероятно, никогда не будет - таких похорон, таких почестей!»

Сыновья Владыки унаследовали медицинскую одаренность отца, стали известными учеными. Михаил - анатом, доктор медицинских наук, профессор. Валентин занимался офтальмологией и патанатомией, также профессор, доктор медицинских наук. Алексей - один из старших научных сотрудников и один из основателей Института эволюционной физиологии и биохимии имени Сеченова, доктор биологических наук.

Андрей Викторович ПОЛОЗОВ